Пусть мы молчим — дела наши говорят за нас

Он был из тех, в ком правда малых истин
И виденье законов естества
В сердцах не угашает созерцанья
Творца миров во всех его делах.
М. Волошин

Мы живы, пока о нас помнят. В этих словах великая истина, суть которой начинаешь понимать более остро, когда мир покидают Великие люди. Великие своими делами и поступками, отношением к жизни и друзьям, окружающему миру. Уходя, они оставляют о себе память да боль невосполнимой утраты в сердцах родных и близких.

Амосовским по праву называют декабрь уходящего года все, кто соприкасался с личностью Великого кардиохирурга, мыслителя, ученого, академика Николая Михайловича Амосова. Так распорядилась судьба, что через шесть дней после празднования 6 декабря 2002 года своего 89-летия Н. М. Амосов ушел из жизни. Минул год. По-прежнему кипит жизнь в стенах родного Института сердечно-сосудистой хирургии, носящего его имя. Результатами его работы Амосов мог бы гордиться — количество операций уже перевалило за четыре тысячи, а это практически 20 операций, выполняемых кардиохирургами ежедневно, в том числе более двух тысяч операций с искусственным кровообращением, а показатели ряда отделений достойны особого уважения и подражания.

Имя академика носит не только его Институт, но и улица. Ко дню рождения Николая Михайловича на доме, в котором он жил, появилась мемориальная доска, а в день смерти в память о великом ученом на его могиле, на Байковом кладбище, установлен памятник. В тот же день в зале заседаний Национальной академии наук Украины состоялась юбилейная сессия НАН и АМН Украины, посвященная 90-летию со дня рождения академика Н. М. Амосова.

Представляем вниманию читателей доклад директора Института сердечно-сосудистой хирургии им. Н. М. Амосова АМН Украины, академика АМН Украины, члена-корреспондента НАН Украины Г. В. Кнышова «Жизненный путь и научно-практическое наследие академика Н. М. Амосова», прозвучавший на этой юбилейной сессии.

— Мое выступление — это воспоминания, а иногда и собственная интерпретация событий, свидетелем которых мне посчастливилось быть, поскольку я проработал с Николаем Михайловичем Амосовым 40 лет, с февраля 1962 года.

Так было угодно судьбе, что после долгих лет странствий по дорогам войны, работы хирургом в Институте скорой помощи им. Н. В. Склифосовского в Москве, главным областным хирургом в Брянске в 1952 году он приехал в Киев и навсегда здесь обосновался. Казалось бы, закончились трагические военные события, описанные в книге Амосова «ППГ-2266», началась мирная жизнь. Но не для всех. Продолжалась другая война — борьба с человеческими недугами, борьба, на которую настоящие врачи обречены пожизненно. Николай Михайлович всегда оставался на передовой, а его жена, Лидия Васильевна, обеспечивала тыл.

Переезд Н. М. Амосова в Киев совпал с новой эпохой в медицине, связанной с развитием торакальной и сердечной хирургии, кибернетики и искусственного интеллекта. Его пригласил директор Киевского НИИ туберкулеза и грудной хирургии им. Ф. Г. Яновского, профессор А. С. Мамолат, который, ознакомившись с результатами его операций больных туберкулезом легких, был потрясен. Н. М. Амосов в то время оперировал туберкулезных больных со всего Союза, собрал обширный материал для докторской диссертации.

В Институте была создана клиника торакальной хирургии, ее возглавил Н. М. Амосов, забрав всех ассистентов, с которыми работал еще в военном госпитале. Первая проблема, которой он начал заниматься, — легкие и пищевод. В те годы вопрос кавернозных форм туберкулеза был очень серьезным и насущным, таких больных считали практически неизлечимыми. Николай Михайлович начал делать резекции легких — пневмоэктомии. В то время операции выполняли под местным обезболиванием, для каждой требовалось до двух литров новокаина, который хирург сам вводил шприцами. Больной был в сознании, кашлял, у его изголовья находилась только медицинская сестра. И таких операций было выполнено около 6 тысяч при самой низкой в Советском Союзе летальности — 2,5%. Все это позже нашло отражение в книге Амосова «Очерки о торакальной хирургии», которая стала настоящим учебником для торакальных хирургов Украины. По ней учился и я, и хочу сказать, что чем больше проходит времени, тем понятнее становятся идеи и мысли, заложенные в этой книге, поскольку основаны они исключительно на личном опыте хирурга. За вклад в развитие легочной хирургии Николай Михайлович Амосов удостоен звания лауреата Ленинской премии.

Следующим направлением деятельности Н. М. Амосова стала сердечная хирургия. В то время она только зарождалась как в мире, так и у нас. Никто не знал, с чего начинать и что делать: доступа к зарубежной литературе не было, поездки за рубеж только начинались. Но жажда новизны, желание идти вперед к неизведанному взяли верх, и в 1955 году в Киеве Н. М. Амосов провел первую операцию по поводу врожденного порока сердца. Он понимал, что сердечная хирургия не может развиваться без искусственного кровообращения, а аппарата искусственного кровообращения тогда не было. Его создание началось в обычной мастерской при Институте на основе модели, эскиз которой Николай Михайлович срисовал с аппарата, увиденного за рубежом. Аппарат был создан, сделана одна удачная операция, кстати в день полета в космос Юрия Гагарина, потом вторая, третья. Сегодня счет таких операций идет на тысячи.

Интересна и поучительна история создания искусственных клапанов сердца, которых тоже в СССР тогда не было. Однажды Н. М. Амосов из-за рубежа привез образец шарового клапана, о чем появилось сообщение в прессе. В то время в Крыму отдыхал директор Киров-Чепецкого металлургического завода, который, услышав об этом, заехал в Киев, взял образец, и клапаны начали изготавливать на этом металлургическом заводе. Вскоре появилась другая проблема. В месте, где клапан был обшит тканью, ткань плотно прилегала к металлической части, в результате чего образовывались тромбы, они отрывались, и больные погибали в результате мозговой эмболии. В этом была проблема всех клапанов в мире. Амосов предложил попробовать обшить оставшуюся часть клапана синтетической тканью. Нашли женщину, которая умела хорошо вязать, нашли синтетические нитки, они были тогда дефицитом, и она вязальным крючком создала структуру, которая позволяла ткани прочно держаться на каркасе. Число эмболий сразу сократилось в 6 раз. В Соединенных Штатах Америки над новой технологией шарового клапана сердца в то время работал профессор Стар — у них конструкция была создана на год позже, чем у нас, но публикация о ней появилась гораздо раньше.

Позже перешли на дисковые клапаны, которые тоже имели свои недостатки, затем — на тканевые. Синтетической ткани в то время не было. Помню, Николай Михайлович принес нейлоновую рубашку, мы отрезали от нее рукава, сшили нейлоновые створки и вшили новые клапаны 11 пациентам, которые прекрасно перенесли операцию, выписались. Ближайший эффект от операции был оценен как хороший, но через полгода двое пациентов вернулись к нам с рецидивами. Оказалось, что нейлон прорастает в фиброзную ткань, и клапаны становятся желтыми, словно пергамент, мало того, не открываются и не закрываются. Мы вызвали остальных больных, их тоже надо было спасать.

Как я уже говорил, не было даже элементарного — нейлоновых ниток. Я ездил на Дарницкий шелковый комбинат, где специально для нас крутили нитки, устанавливал их прочность и толщину закрутки. Сердечная хирургия требовала больших средств, а их постоянно не хватало. Две трети годового бюджета Института расходовалось на кардиохирургию, больным с туберкулезом почти ничего не оставалось. Фактически сердечная хирургия на этапе становления была творчеством на грани дозволенного, на стыке знаний и экспериментов, что иногда сопровождалось настоящими трагедиями.

В те годы получило развитие новое направление — гиперболическая оксигенация, или выполнение операций на сердце без искусственного кровообращения у больных с врожденными пороками. Инженеры построили малую барокамеру, в ней шли эксперименты, были сделаны первые шесть операций, которые прошли удачно, в ближайшее время мы ожидали еще две большие барокамеры. Но неожиданно во время одного из экспериментов произошел взрыв, в результате которого погибли две девушки. Это была трагедия для Николая Михайловича и всего коллектива. Перспективное научное направление было закрыто, а через два года сотрудники Института им. А. Н. Бакулева в Москве, которые продолжали научные разработки, получили Ленинскую премию.

Николай Михайлович не был таким блестящим хирургом-виртуозом, как С. С. Юдин, который умел держать по пять зажимов в руке и всеми работать. Но его операции отличались неизменным творчеством. Над каждым элементом операции он много думал, всегда создавал что-то новое.

Психологический накал, а в этом и заключается трагизм профессии хирурга, искал выхода. Как грешнику нужна исповедь, так и Амосову нужно было высказаться. И он написал свою первую художественную книгу «Мысли и сердце». Издана она была не сразу, рукопись успели прочитать все сотрудники Института. И каждый нашел в ней себя под мало измененной фамилией. Книга, в которой описывались реальные события и факты, была оригинально построена — в виде диалога между Амосовым-хирургом и Амосовым, начинающим кибернетиком. Она принесла Николаю Михайловичу всенародную славу. Как хирург он был известен в профессиональных кругах, а народ узнал его по книге.

На фоне книг, политизированных и обязательно восхваляющих партию, «Мысли и сердце» была настоящим лучом света в темном царстве. Она никого не оставила равнодушной — книгу хвалили или ругали. Хирурги ругали ее за честность и откровенность, считая, что для больных святая ложь во благо, им нельзя говорить все и тем более раскрывать душу. Кибернетики — за неверные высказывания и формулы. Юристы искали статьи Уголовного кодекса, под которые можно было подвести Амосова за описанные в книге профессиональные ошибки. Книга нашла положительный отзыв в Соединенных Штатах Америки, позже была переведена на многие языки мира, став настоящим бестселлером.

Затем Н. М. Амосов издал целый ряд книг, посвященных кибернетике. Кстати, к творческим подвигам в кибернетике он относился довольно скептически. Были интересные мысли, идеи, но не было возможностей воплощать их в жизнь. Он любил публицистику, любил выступать не только в научных кругах, но и перед широкой аудиторией. Его лекции, разносторонние по тематике и необычные по изложению, пользовались огромной популярностью, на них нельзя было достать билетов. Он рассказывал людям об искусственном интеллекте, о моделях общества и государства; позже — о здоровье организма, о счастье и несчастье, о пользе физических упражнений. Его выступления вызывали оживленные споры, его идеи находили сторонников и противников. К лекциям Амосова отрицательно относились власть имущие, поскольку он не боялся говорить, что капиталистическая система государства — самая устойчивая, она способствует прогрессу, а социалистическая — устойчива только при силовой поддержке и не способствует развитию личности, она хороша для середнячков, поскольку в ней нет места конкуренции. Он предлагал создание нового человека с помощью генной инженерии и искусственного оплодотворения.

Амосов разработал систему физических упражнений. Всем известные пять тысяч движений — это особая тема. Они вызывали протест у специалистов, поскольку Николай Михайлович создал систему «под себя» и пропагандировал ее без учета состояния здоровья, особенно у больных людей. Последователей Амосова с каждым годом становилось меньше, несмотря на его огромную популярность. Он часто сетовал на то, что как начинал один, так и остался один, многие не выдержали нагрузок.

Амосов любил эксперименты, он создал лучшую в Советском Союзе экспериментальную лабораторию, где на моделях сердца и легкого проводилось огромное количество физиологических опытов, проверялись многие законы гемодинамики. Он прекрасно знал физиологию кровообращения, газообмен и другие процессы. Учиться у него, а мне однажды довелось сдавать ему экзамен, который длился 5 (!) часов, и работать с ним было очень трудно. Требования к людям Амосов предъявлял невероятные. Каждый год он устраивал сотрудникам экзамены, которые некоторые хирурги не выдерживали. Плюс жесточайший контроль в операционной, анонимное анкетирование — собственное мнение о директоре, о своих руководителях, о коллегах, но как ни странно, обиженных не было. Николаю Михайловичу прощали издержки характера, потому что его замечания всегда были справедливы, по делу, а сам он был непререкаемым авторитетом.

До последних дней жизни он продолжал эксперименты над собой, начало которым было положено не от хорошей жизни. Как и у всех хирургов, от постоянного стояния у операционного стола в полусогнутом состоянии у него начались боли в позвоночнике. С тех пор и возникло лечение по Амосову — сначала физические упражнения для позвоночника, потом для всего организма. Затем он начал пропагандировать свою систему всему обществу. Позже он начал активную борьбу со старением, о которой тоже все хорошо знают. Николай Михайлович признавал: от старости не уйти, она приходит и не отпускает. Но при этом он не уставал повторять, что физические упражнения полезны в любом возрасте, все органы и системы организма нуждаются в постоянной тренировке. Созданная им система оказалась очень полезной. При плохой наследственности (отец и мать умерли рано) он намного продлил свою жизнь благодаря этим упражнениям и, конечно, возможностям современной медицины, которую он всегда ругал за недостатки. Стимуляторы, коронарное шунтирование, замена клапана — все это тоже сыграло огромную роль в продлении жизни этого замечательного ученого.

Николай Михайлович был очень популярным человеком, его знали все. Имя Амосова носит сегодня, пусть маленькая, планета во Вселенной. На первом месте у него всегда была работа, на втором — творчество, потом — семья и друзья. Я абсолютно уверен, что те драматические моменты, которые он пережил в своей профессиональной жизни, не прошли даром. Он создал прекрасную школу кардиохирургов.

Мы остаемся верны традициям нашего великого Учителя, академика Николая Михайловича Амосова, его светлой памяти.

Ссылки по теме:

Николай Амосов: «Мне и сегодня снятся операции…»